26 февраля исполнилось 155 лет от рождения Н.К. Крупской, а 27 февраля будет 85 лет от дня ее смерти. Она сыграла достаточно большую роль в революции, в истории СССР, и ее политический образ по-прежнему актуален. В последние годы левые силы еще больше увеличили пропаганду ее деятельности, стараясь увеличить свои рейтинги и привлекательность коммунистического проекта. Поэтому разговор о ней – это не столько разговор о прошлом, сколько разговор о будущем, это разговор о пути России, которую некоторые настойчиво тащат в СССР-2. Крупская в глазах немалого количества людей стала одним из символов СССР, причем прославляющие ее лица, отдавая должное доминирующим в СМИ патриотическим тенденциям, нередко именуют ее даже великой просветительницей и патриоткой. В этом плане характерен, например, Круглый стол под эгидой КПРФ, проведенный в Госдуме к ее 150-летию, который назывался: "Крупская – революционер, государственник, педагог".
В ее революционности сомневаться действительно не приходится, а вот что касается ее дел на поле русской государственности и педагогики, то приведу мнение такого видного соратника Ленина и Сталина, как Максим Горький, который давал весьма интересные комментарии о роли Крупской в становлении советской системы образования.
В том числе именно с Крупской связаны знаменитые слова Максима Горького "Всем лучшим в себе я обязан книгам", которые висели во всех библиотеках Советского Союза. Правда, в советское время никогда не цитировался полностью тот горьковский документ, из коего они взяты.
А предыстория этих слов коммунистического писателя такова. В 1923 году Главлитпросвет Наркомпроса РСФСР выпустил "Инструкцию о пересмотре книжного состава библиотек и изъятия контрреволюционной и антихудожественной литератур", подписанный Крупской. К инструкции был приложен "Указатель об изъятии контрреволюционной и антихудожественной литератур из библиотек, обслуживающих массового читателя".
Горький в письме Ромену Роллану от 15 января 1924 года прокомментировал этот указ так:
"Письмо было вызвано одной из трагических пошлостей, творимых в России. Дело в том, что жена Ленина, человек по природе неумный, страдающий базедовой болезнью и, значит, едва ли нормальный психически, составила индекс контрреволюционных книг и приказала изъять их из библиотек.
Старуха считает такими книгами труды Платона, Декарта, Канта, Шопенгауэра, Спенсера, Маха, Евангелие, Талмуд, Коран, книги Ипполита Тэна, В. Джемса, Гефдинга, Карлейля, Метерлинка, Ницше, О. Мирбо, Л. Толстого и еще несколько десятков таких же "контрреволюционных" сочинений.
Лично для меня, человека, который ВСЕМ ЛУЧШИМ СВОИМ ОБЯЗАН КНИГАМ и который любит их едва ли не больше, чем людей, для меня – это хуже всего, что я испытал в жизни, и позорнее всего, испытанного когда-либо Россией. Несколько дней я прожил в состоянии человека, готового верить тем, кто утверждает, что мы возвращаемся к мрачнейшим годам средневековья. У меня возникло желание отказаться от русского подданства, заявив Москве, что я не могу быть гражданином страны, где законодательствуют сумасшедшие бабы"
Замечу, что если сочинения Льва Толстого – этого "Зеркала русской революции" –Крупской запретить все же не удалось, то большая часть книг из составленного ею списка была запрещена всю историю СССР, в том числе – Евангелие, являющееся не только религиозной книгой, но и основой русской и мировой культуры. Деятельность "сумасшедшей бабы", как ее называл большевицкий писатель Горький, привела, например, к тому, что нередко советские искусствоведы, приезжавшие в заграничные музеи, могли не понимать смысла картин Богородицы с маленьким Иисусом на руках. Они не ведали практически ничего о христианских сюжетах в искусстве, хотя аллюзии на них пронизывали культуру.
Это что касается, так сказать, "просветительской деятельности" Крупской. Что же касается ее "педагогики", то в своем революционном цензорском рвении Крупская пыталась запретить даже детские стихи Корнея Чуковского, причем особое озлобление у нее вызвал "Крокодил", которому она посвятила целую статью в газете "Правда" (в номере от 01.02.1928). Главные тезисы ленинской вдовы об этой чудовищной "идеологической диверсии" заключались в том, что там плохо изображен народ, хорошо – царь-гиппопотам, и все проникнуто мещанством и буржуазностью:
"Изображается народ: народ орет, злится, тащит в полицию, НАРОД – ТРУС, дрожит, визжит от страха… Это уже совсем не невинное, а крайне злобное изображение, которое, может, недостаточно осознается ребенком, но залегает в его сознании. Вторая часть "Крокодила" изображает МЕЩАНСКУЮ домашнюю обстановку крокодильего семейства…
…Крокодил целует ноги у царя-гиппопотама. Перед царем он открывает свою душу… Какой политической смысл она имеет? Какой-то явно имеет. Но он так заботливо замаскирован, что угадать его довольно трудновато….Приучать ребенка болтать всякую чепуху, читать всякий вздор, может быть, и принято в буржуазных семьях, но это ничего общего не имеет с тем воспитанием, которое мы хотим дать нашему подрастающему поколению…. Я думаю, "Крокодил" ребятам нашим давать не надо, не потому, что это сказка, а потому, что это БУРЖУАЗНАЯ муть".
Современная публика обычно улыбается при таких словах, но Корнею Чуковскому было тогда вовсе не до смеха, поскольку статья вдовы самого Ленина в "Правде" вызвала цепную реакцию травли против него. В результате Чуковский вынужденно опубликовал в "Литературной газете" покаянное письмо, в котором со слезами обещал партийным критикам, что отречется от ужасного "Крокодила", и скоро напишет для них идеологически сознательную сказку "Детская колхозия". Но на самом деле литератор тогда настолько испугался, что при жизни суровой вдовы вождя мирового пролетариата он вообще перестал писать детские стихи, перейдя от крамольного описания всяких "крокодилов" и "цокотух" к более спокойной деятельности переводчика заграничных текстов.
За свою заметку против Чуковского, и за многие другие конгениальные статьи в столь же идейном стиле, Крупская была воспета газетами, яко крупное светило советской науки, особенно – педагогической. Ее удостоили звания доктора педагогических наук и даже сделали почетным членом Академии наук СССР (в 1931 г.)
Конечно, в левых кругах принято думать, что книгопечатание в России до революции чуть ли не отсутствовало, поэтому и запреты Крупской имели мало значения. На самом же деле в одном только 1915 г. в России, несмотря на мировую войну, напечатали 107 млн. экз. книг (!), и это при населении в 170 млн человек! После "народного освобождения" многие из них ждала незавидная участь.
Запрещенные ленинской вдовой книги массово выбрасывались из библиотек и уничтожались, или, в лучшем случае, помещались в советские "спецхраны", куда почти никому не было доступа. Между прочим, при "страшном царском режиме" цензурой было запрещено меньше 100 книг за весь XIX век. Запрещали тогда лишь особо одиозные материалы, например – сочинения Герцена, который с помощью Ротшильдов хорошо устроился в Лондоне и пытался оттуда вызвать бунты в Российской империи с помощью подрывной литературы. Но возмущавшиеся "жуткой царской цензурой" большевики, тоже тусовавшиеся в Лондоне, устроили взамен дореволюционной такую жестокую цензуру, что даже Горький, напомню, назвал это "мрачнейшим средневековьем".
При этом на "просветительской" и "педагогической" деятельности Крупской отражался не только тот факт, что она находилась в первых рядах ленинской партии, но и ее происхождение из семьи фанатичного русофоба, где царило соответствующее воспитание. Дело в том, что ее отец Константин Крупский был видным русофобом, участником "Комитета офицеров", поддержавшего кровавый польский бунт 1863-64 годов против Российской империи. Поэтому Крупская особенно яро поддерживала партийную линию на дерусификацию и на усиление автономии национальных советских республик, горькие плоды которой мы, между прочим, пожинаем сейчас, во время СВО.
Поэтому вдова Ленина была очень недовольна тем, что усиление местных националистов в советских республиках было несколько приостановлено в конце 1930-х годов. Она хотела бы отменить всеобщее обучение русскому языку, по крайней мере – в начальных классах республиканских школ.
И в 1938 г. она написала Сталину письмо, где выразила свою большую озабоченность тем, что в школах нацреспублик вводится русский язык, из-за чего может усилиться "великорусский шовинизм":
"Мы вводим обязательное обучение русскому языку во всем СССР… Меня очень беспокоит, как мы это обучение будем проводить. Мне сдается иногда, что начинает показывать немного рожки великодержавный шовинизм. Например, я считаю ВРЕДНЫМ введение преподавания письма и чтения на первом году обучения не только на материнском, но и на русском языке, считаю ВРЕДНЫМ введение единого букваря для всех народностей, букваря, переведенного с русского" (Н.К. Крупская – И.В. Сталину, 7 марта 1938 г.) // Известия ЦК КПСС. 1989. №3. C. 179).
Впрочем, к тому времени ее влияние упало, и к ее мнению не прислушались, хотя позже автономию республик еще больше усилили, в 1945 г. сделав УССР и БССР членами-учредителями ООН с собственными МИД, что приблизило распад СССР. Будь Крупская жива, она, безусловно, аплодировала бы таким шагам…
После смерти Ленина к мнению его вдовы Политбюро вообще частенько не прислушивались, что ей сильно не нравилось, поскольку она всегда старалась играть значительную политическую роль в стране, а не только запрещать неугодные книги и ковать угодную ей систему образования. К тому же она много лет провела в тех же европейских краях, где и сейчас любит тусоваться (анти)российская оппозиция, и Британия ей, очевидно, особенно полюбилась. Крупской одно время стало настолько дискомфортно жить в Москве, что она в 1926 г. даже открыто заявила о своем желании выехать на ПМЖ в Лондон.
О столь удивительном желании революционерки уехать из построенного ее мужем "коммунистического рая" в монархическое капиталистическое государство стало известно в Великобритании, и вопрос о предоставлении ей подданства был там даже поднят в Палате общин. Сталин тогда написал сердитую записку в Политбюро, требуя отречения потенциальной эмигрантки от ее слов:
"Я считал бы целесообразным, чтобы т. Крупская дала соответствующее заявление в печать, в противном случае ее молчание будет истолковано как подтверждение слухов о т. наз. просьбе т. Крупской о въезде в Англию".
Но вдова Ленина в данном случае проявила хитрость и волю, отказавшись давать публичное опровержение своему желанию выехать и наличию у нее конфликта со Сталиным. Об этом конфликте, кстати, знали многие, и она еще в 1922 г. писала Каменеву: "Сталин позволил себе вчера по отношению ко мне грубейшую выходку … прошу оградить меня от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз...".
Но если бы Крупская заявила, что со Сталиным у нее мир, и она не хочет бежать в Англию, то с ней мог легко произойти какой-нибудь "несчастный случай". Сталину приписывают слова, обращенные к Крупской, что если она не уймется в своих амбициях, то партия найдет Ленину другую вдову. Неизвестно, насколько это близко к истине, но этот исторический анекдот вполне точно отражает тогдашнюю опасную ситуацию. Поэтому Крупская оставила конфликт со Сталиным, оставила и свое желание эмиграции в, так сказать, открытом состоянии, не опровергая этого всего. При такой ситуации внезапную смерть Крупской весь мир сразу приписал бы Сталину, и это нанесло бы ему определенный политический ущерб. Поэтому вождь до конца не трогал вдову своего предшественника. Правда, все время при этом он ставил ей палки в колеса и вредил.
Неизвестно почему, и была ли в этом воля вождя, но когда 24 февраля 1939 года Крупская серьезно заболела, то скорая помощь из Лечсанупра Кремля ехала к ней аж три с половиной часа, хотя даже при нынешних пробках это можно было сделать очень быстро…
А потом спасать больную стало уже поздно, и она умерла вскоре после госпитализации. И если допустить, что это был случай некоего простого разгильдяйства, то и он тоже вполне характеризует систему, созданную революцией, при которой никто не спешит спасать даже здоровье одной из верховных сановниц режима – а что ж тогда сказать о простых людях …
Поэтому образ Крупской можно оценивать по-разному, в зависимости от взглядов спорщиков. Понятно, что неокоммунистам она нравится за свою революционность, и это закономерно. Она действительно была ярой революционеркой, готовой перевернуть все устои России. Но вот когда леваки, пытаясь подстроится под нынешние патриотические тренды, начинают навязывать обществу мысль о том, что Крупская была еще и великим педагогом, просветителем и русским патриотом, то получается полный абсурд. Таким заявлениям неприятно удивилась бы и сама вдова Ленина, которая яростно боролась против всех традиционных ценностей России, от русского языка до веры.
